- Всё проходит, пойми. Наверное, наши биоритмы не совпадают, - шутишь ты с грустной улыбкой, подходишь ближе, поправляешь мой шарф. – К тому же, подумай, это бессмысленно. Я изгой здесь. Не будь и ты им. Мы должны понять, что у нас две разные судьбы. Мы должны жить сами по себе.

- Но я понял, что люблю тебя! Мне плевать на них! Я докажу…

- Так ли? Не стоит. Чем ты можешь доказать? Словами? Бесполезно. Поступком? Что ты сделаешь? Сиганёшь с моста? И чего ты добьёшься? Нет, я не смогу поверить. Не хочу больше переживать эту боль, опять и опять. Я так давно любил тебя, что успел слишком много передумать… Это не принесёт счастья. Только муки. Только разрушит жизнь, убьёт нас. Подумай – и тоже поймёшь. Мы должны забыть друг друга. Мы только братья, в конце концов… Ты сможешь жить без меня, да и я без тебя… - ты улыбаешься только уголками губ, в глазах – влажный блеск сдерживаемых слёз. Руки в кожаных перчатках всё ещё цепляются за мой шарф.

Поезд останавливается, уже объявлена посадка. Но мы продолжаем смотреть друг на друга. Это – прощание, конец всему. Конец моей надежде.

- Ты ведь будешь приезжать в гости? – отрицательный взмах головой. – Тогда когда я тебя снова увижу?

Ты пожимаешь плечами:

- Не знаю, - ты слишком холодный, непривычно отстранённый. Ты не похож на себя с этой причёской, без косметики, в строгой обычной одежде. Я вспоминаю, что ты не упаковал с собой большую часть своей прежней, излюбленной экипировки: узкие джинсы, майки со странными рисунками, блестящие побрякушки, ремни с огромными серебряными пряжками, косметику, лаки. Тебе это больше не понадобится. Там, куда ты направляешься, ты сможешь вернуться к нормальной жизни, сможешь прекратить прятать свою боль, свои чувства за пугающей гротескной маской тёмной куклы. Осколки твоего разбитого образа лежат дома, разбросаны всюду: в шкафу, в столе, по всей как-то сразу опустевшей без тебя комнате. Мне в голову приходит сравнение тебя с бабочкой, освободившейся от своего кокона, в который она прячется сама. Но это не слишком удачная параллель, не в твоём случае. Ты отпускаешь меня, поднимаешь заснеженный чемодан. Сердце сжимается, на глазах у меня предательски выступают слёзы:

- Я буду скучать.

В ответ ты порывисто обнимаешь меня, на секунду стряхивая с себя холодное оцепенение. Я ловлю твои губы, лихорадочно целую их, и ты впервые за последнее время не отталкиваешь меня, только прижимаешь ближе. Но я не чувствую того трепета, порхания сотен бабочек внутри меня, как раньше. Этот поцелуй скорее украден, чем подарен. Он горький от слёз и от предчувствия расставания. Я отстраняюсь, становится только больнее. Кажется, я начинаю понимать тебя. И это понимание даётся нелегко.

- Вот видишь… - я понимаю, о чём ты говоришь. Об этом поцелуе. Я смотрю в твоё лицо – чистое, белое, как этот снег. Из твоих глаз текут уже ничем не сдерживаемые слёзы. – Мне пора, - шепчешь ты. Я помогаю тебе поднять в вагон сумки, донести до места, указанного в билете. Тут тепло, стёкла запотевшие от дыхания многих людей, шумно. Здесь всё отличается от пустынного перрона. Ты ещё тут, рядом со мной, но уже принадлежишь не мне, а другим, живёшь совершенно другой жизнью, клочок которой я теперь вижу и сохраню в памяти, но в ней я чужак. Мы уже простились там, под белым зимним небом. Тут мы никто друг для друга. Я не хочу больше надрывать свою душу. Кратко, формально обнимаю тебя.

- Пока!

Ты вдруг будто вспоминаешь что-то, роешься в кармане, достаёшь оттуда диск и протягиваешь мне: