Он всю ночь ворочался с бока на бок, обдумывая, как действовать. Самое главное — это ее не спугнуть. Надо с ней подружиться, произвести впечатление… Том выругался: ну как он, голый, произведет на нее впечатление? Чем? И потом, это дома он был великим мачо, а тут его статус — личная дырка гребаного извращенца — настолько ничтожен, что и вспоминать не хочется… Более того, она, небось, понятия зеленого не имеет, кто он на самом деле… В Европе девчонки на него вешались просто потому, что он ТОМ КАУЛИТЦ, а здесь… Он ухмыльнулся — а вдруг она поклонница и вот теперь ей представился шанс спасти кумира! Том готов был на ней жениться, какой бы крокодилицей она не была, лишь бы она помогла ему выбраться… Фантазия уже рисовала уродливую, косую, рябую тетку необъятных размеров, с которой они весело бегут по кромке воды, взявшись за руки и счастливо улыбаясь. На тетке была короткая фата и платьице, а ее толстые целюлитные ляжки, колыхались не в такт движениям. Потом у тетки почему-то появилась бородка-эспаньолка. Тетка начала расплываться, а когда собралась вновь, то на ее месте стоял голый мужик с фатой на голове, который ржал, тянулся к Тому и лез ему в рот толстыми короткими пальцами. Том закричал и… проснулся. Выматерился. Он ненавидел Марино. Что этот ублюдок сделал с ним? До чего довел? Он вытянулся на кровати и постарался расслабиться. Он не выживет в этой клетке. Нельзя всю жизнь притворяться, нельзя играть в любовь, нельзя трахать собственное сознание, достоинство и разум. Он сможет очаровать эту телку, какой бы она ни была. Только надо понять, как действовать и на что давить. У всех девушек есть какой-то пунктик, главное найти его.
Его разбудил запах кофе. Том от всей души потянулся и приоткрыл один глаз. Конечно же, никого в комнате не было. Руке что-то мешало. Он даже не удивился, когда обнаружил на запястье браслет с цепочкой, второй конец которой был закреплен под подоконником за кольцо. Хорошо, хоть ошейник не одел… Или пояс верности… Цепочки хватало ровно на то, чтобы дойти до туалета и раковины. Ополоснуться можно, но уже тянет и неудобно. БОльшая половина комнаты на ближайшие дни была вне зоны его досягаемости. Том хмыкнул, прощаясь с мыслью о побеге, — дикую зверушку посадили на цепь, чтобы никого не покусала, спасибо, что без намордника обошлось… Ладно, есть же еще телефон. Только вот если Билл сменил номер… Настроение испортилось.
Том поковырялся в тарелке, выпил кофе, посидел на подоконнике и отправился спать — а что ему еще делать? Надо создать видимость, что он спокоен и неопасен. Хоть посмотреть на нового человека. Может, она еще и по-немецки говорит… Он бы с ней поболтал…
Солнце переместилось из одного окна в другое, следовательно, время стало обеденным. Он ориентировался по внутренним часам да по будильнику у Марино на запястье, когда тот забывал его снять. Так примерно и понял, что солнце в окне со стороны сада — это утро. Оно первое время светило ему в лицо, пока он кровать не подвинул. Солнце в окне со стороны острова — это примерно обед, часа два-три. Ну а прячущееся за линией горизонта в окне со стороны океана — это вечер. Так он мог греться на солнышке практически весь световой день, переползая с подоконника на подоконник. Только вот со днями были проблемы… Если бы Марино не избивал его до потери сознания, он бы мог примерно прикинуть, какое нынче число, а так… Интересно, а день рождения уже прошел или еще нет? Вроде, не должен. Сейчас где-то начало августа должно быть. Как же его задолбала эта изоляция от мира… А есть ли мир-то?
Дверь бесшумно открылась, и в комнату просунулась прехорошенькая головка. И Том понял, зачем Марино посадил его на цепь. Девушка была маленькой, тоненькой и хрупкой. Две длинных черных косы почти до пояса черными змеями свесились по обе стороны от ее лица. Само лицо без грамма косметики. Большие наивные глаза. Пухлый ротик чуть приоткрыт. Она с опаской смотрела на голого юношу, прикрытого лишь простыней. А Том пялился на нее и не знал, что делать. Как-то он был не готов увидеть подобного эльфа в своей норе.
Девушка просочилась в дальний угол и вытянула длинную шею, разглядывая Тома. Он отметил, что не такая уж она и маленькая, вполне оформившаяся девушка, скорей всего его ровесница, может быть немного старше.
— Как ты себя чувствуешь? — осторожно спросила она.
Том дернул плечами, не зная, что ответить.
— Брат сказал, чтобы я приглядывала за тобой, но не подходила близко. Он сказал, что ты можешь повести себя агрессивно и мне надо опасаться. Нас записывают на камеры… Там охрана… Она, если что… Брат потом посмотрит, если что… накажет…
— Единственное существо, которое ведет себя здесь агрессивно, — это твой брат, — сморщился Том.
— Он не всегда такой…
— Ага, обычно он еще хуже, — Том понял, что девка его злит, поэтому повернулся к ней спиной.
Он слышал, как она собирала посуду.
— Ты почти не ел… Оставить тебе фрукты? Брат говорил, что тебя надо хорошо кормить, ты еще очень слабый…
Том посмотрел на нее через плечо:
— Какое сегодня число?
— Двадцать девятое…
— Месяц? — вот дура-то!
— Июль, — смутилась она.
— Как тебя зовут?
— Даниэле.
— Ты можешь заходить ко мне почаще? — он повернулся к ней полностью, состроив самую жалобную физиономию.
— Зачем? — шарахнулась она.
— Мне здесь очень одиноко. Я не слышу из-за окон ни звука, я не чувствую ветра, я разговариваю со своим отражением. Мне хотелось бы хоть с кем-то пообщаться. А ты… Марино всегда бьет меня, издевается… Ты единственная, с кем я могу просто поговорить, кого я бы хотел послушать…
— Брат запретил мне с тобой общаться.
— Даниэле, пожалуйста… Ты же можешь ухаживать за больным. Я ведь так слаб. Я не причиню тебе вреда, да и не смогу. Я все равно никуда отсюда не выйду, твой брат посадил меня на цепь, как дикого зверя. У меня нет никаких шансов спастись… Я обречен умереть от его побоев. Пока его нет, я бы очень хотел пообщаться хоть с кем-то.
— Если брат узнает, что я нарушила его правила, он меня убьет.
Том опустил уголки губ, упал на подушку в полном отчаянье:
— Тогда не надо. Меня он все равно убьет, я не хочу, чтобы из-за меня пострадал невинный человек. Прости… Я… Я понимаю тебя…
Он спрятал лицо и протяжно вздохнул. Так, надо с трагедией завязывать. Лучше не доиграть, чем переиграть. Дьявол! Как ему осточертели все эти игры в борьбе за собственную шкуру!
Дверь закрылась.
Что дальше?
А дальше… Марино же сказал, что он очень серьезно болен. Даниэле должна за ним ухаживать. Вот пусть и ухаживает. Том ехидно усмехнулся. Как же он устал…
Даниэле принесла обед. Том так и лежал, не шевелясь. Это было трудно и не трудно одновременно. Одно он мог сказать точно — это было невыносимо скучно.
Ужин также остался нетронутым. Но Даниэле задержалась в его комнате дольше, чем днем. Том, свернувшись калачиком, из-под пушистых ресниц наблюдал, как ее отражение в стекле медленно приближается к его кровати. Нельзя шевелиться и делать резкие движения. Зато можно сделать самую разнесчастную физиономию.
Она оперлась на кровать, подобно кошке — легко и невесомо. Осторожно приблизилась и провела рукой по плечу:
— Том, — мягко позвала. — Если тебе плохо, то скажи, не стесняйся…
Тому даже совестно стало, что он так жестоко обманывает глупенькую забитую девушку…
— Брат объяснил мне, что тебе давать, если поднимется температура… Ты только скажи…
Том медленно повернулся к ней, в глазах стояли слезы.
— Принеси мне нож или лезвие, что-нибудь острое, — жалобно прошептал он. — Я хочу умереть. Марино сначала избивает меня до полусмерти, потом лечит… Избивает… Лечит… Я так больше не могу… Я хочу умереть… Я хотел умереть в этот раз, но доктор меня спас. Он в позапрошлый раз меня так избил, что сломал ребра и отбил почки, я не мог сходить в туалет — так было больно, шла кровь… Я кричал… Он… Он… Он… насилует меня… Почти каждый день. И так уже много месяцев подряд… Даже когда я без сознания, он все равно насилует меня. Когда я болею… Когда подыхаю… Ему не важно… Он насилует меня… Я… Я не человек для него… Понимаешь? Единственное, чего я хочу — это умереть…

Я КАК КОШКА, КОТОРАЯ ГУЛЯЕТ САМА ПО СЕБЕ.